Брезгливость

Наиболее близким синонимом брезгливости является понятие "отвращение" — отрицательно окрашенная эмоция, сильная форма неприятия. По сути, брезгливость – стремление отдалиться от некоего объекта или субъекта, отвратиться от него, держаться на расстоянии.

Говорить о брезгливости с этологических позиций довольно сложно. По поведению некоторых растительноядных можно предположить, что брезгливости у них нет, так как некоторые из них практикуют копрофагию и таким способом пополняют свой пищеварительный тракт микроорганизмами, способными ферментировать грубую растительную пищу. Для многих стайных животных насыщенные феромонами выделения привлекательны как источник важной информации. А реакция "чужая особь – отвратителен ее вид и запах" в животном мире пока недостаточно изучена. 

Если же говорить о человеческой брезгливости в контексте неприятия тех или иных вещей (как-то - фекалий, гнилостного запаха и прочих неаппетитных проявлений), то она содержит компонент естественной защитной реакции.

Гомо сапиенс и вообще все гоминиды - не падальщики, и потому разлагающаяся еда для них опасна. Следовательно, даже запах такового разложения является сигналом - "это не ешь, и вообще не тронь, а если вдруг уже случайно съел - вот тебе на бессознательном уровне в качестве спасения позывы на рвоту".

В частности, так называемый трупный яд, или кадаверин - это один из смертельных ядов для человека разумного. Во многом отсюда (помимо проявления табу на убийство) у многих людей и страх перед трупами как таковыми, и брезгование прикасаться к ним. Но при этом подобное отношение проявляется у многих людей не только к человеческим трупам, но и к трупам павших животных (особенно "несвежим") - во многом по той же причине бессознательного ограждения от контакта с трупным ядом.

Второй опасностью являются так называемые клостридии - бактерии, которые, попав в человеческий организм, вызывают газовую гангрену. Чаще всего они обретаются именно в фекалиях человека и животных (для примера - гангрену запросто можно получить, сунув палец, на котором имеется небольшая ранка, в навозную кучу). Не говоря уже о том, что фекалии могут оказаться источником таких заболеваний, как дизентерия, холера и гепатит. Именно поэтому у подавляющего большинства людей такая однозначно отрицательная реакция на запах и вид любых испражнений, включая испражнения собственных детей и самых близких людей.


Однако не все так просто с чувствами брезгливости и отвращения. Более того, появление брезгливости почти на два тысячелетия опережает рождение Луи Пастера, доказавшего опасность микроорганизмов для человека. Начало этого чувства было положено появлением норм морали и этики включённых, в основы монотеистических религий.

Небрезгливый первобытный охотник, использующий запах экскрементов потенциальной жертвы, имел ценимое соплеменниками преимущество. Вообще-то ранние палеоантропы, как и другие животные, жили, получая удовольствие от секса, еды и выделения вовне того, что не переварилось. Говоря языком классического психоанализа -  наслаждение от орального, анального и генитального эротизма. Это было естественно и для ранних цивилизаций.

Мораль в качестве  элемента власти не только сформировала отторжение по отношению к выделениям, содержащим микробы, но и расширила его на те части человеческого тела, что так или иначе связаны с выделительным процессом. Причём не как страх, а как отвращение, презрительность, гадливость.   

С появлением иерархических структур и социального неравенства власть над другими людьми приобрела особую самоценность. Механизмами власти всегда были кнут и пряник. С кнутом всё просто, у сильного властителя он всегда под рукой, вплоть до применения смертной казни, а с пряником  -  намного сложнее.  Прежде чем наградить пряником того, кто заслужил, нужно у кого-то этот пряник отнять. Это касается всех трёх видов удовольствия, обозначенных З. Фрейдом как три вида (стадии) эротизма.

Мало объявить продукты выделения грязью. Грязным объявлялись участки тела ниже пояса, а иногда и рука, вовлекаемая в гигиенические процедуры. Часто всё, что относилось к гигиене, считалось постыдным, низким, отвратительным; стимулировалось брезгливое отношение окружающих к людям, не сумевшим спрятать от других всё, что относится к естественным процессам.  Даже слова, обозначающие выделительные органы и их функции, объявлялись нецензурными. Вся система воспитания, как светского, так и религиозного, требовала подвергать презрению и отторжению от общества тех, кто нарушил табу цензуры.

Но без контроля над генитальным эротизмом власть иерарха не была бы полной. Без участия цензуры превратить сексуальное удовольствие в его противоположность - задача практически невыполнимая. Посему активная, длящаяся более двух тысячелетий пропаганда объявила всё относящееся к сексу греховным и грязным. На руку этому было еще и то, что эволюционно у человека репродуктивные органы объединены с выделительными. Воспитание, основанное на этой цензуре, начинало с того, что стыдно, грязно и некультурно было ходить в туалет в принципе, а заканчивало установкой "секс – это грязь", причем любой, а в особенности анальный и оральный.

Но в том и проблема работы с внутренней цензурой, что она довольно тугоподвижна, и если значимые взрослые привили человеку в детстве представление, что все интимные органы – грязные, и их нежелательно касаться руками, а тем более ртом – то человек так и будет на полубессознательном уровне это воспринимать. Даже если партнер(ша) идеально соблюдает личную гигиену. С учетом вышесказанного тут дело может быть вообще не в гигиене: а в том, что установка "секс – это грязь, интимные органы – тоже грязь" чаще всего имеет иерархическую подоплеку, и многие сексуальные практики, в том числе задействующие оральный и анальный эротизм, воспринимаются как унижение того, кто их осуществляет. Безусловно, подобные установки вряд ли способствуют психологической, да и физической близости в паре.

И если уж говорить о брезгливости и близости, то если партнер(ша) начинает достаточно часто говорить, что, условно скажем, от партнёра плохо пахнет или еще что-то – возможно, это маркер того, что отношения начинают портиться. Особенно если это произносится с демонстративным пренебрежением.


Про демонстративную брезгливость стоит сказать отдельно. В контексте современной формальной вежливости обычно проявление брезгливости не приветствуется: ведь по сути, это способ сказать собеседнику – "ты грязный, а я чистый, отойди от меня". Хотя, безусловно, ситуации бывают разные. Но брезгливость как манипуляция – например, когда свекровь приходит в дом невестки и начинает платочком проводить по полкам, чтобы найти пару пылинок и сморщиться "ну и грязь у тебя" – откровенно говорит о том, что брезгующий – или, скажем так, активно ищущий для этого повод – претендует на более высокий иерархический статус, стремится прежде всего унизить собеседника. Вообще в рамках цензуры само проявление брезгливости в иерархическом социуме позволяется обычно только "высшим слоям", а низшим в чувстве какого-либо отвращения чуть ли не официально отказывается: вспомним, например, устойчивую формулировку "грязная работа" или расхожее выражение "Брезгливость – не женское качество".

Еще один неоднозначный аспект в плане брезгливости и отвращения: нередко взрослые дети не любят прикасаться к собственным родителям, обниматься с ними и т.п. По крайней мере, родители – чаще всего матери – активно их в этом обвиняют: мол, неприятен выросшим детям тактильный контакт с родительницей, брезгуют они родной мамой, как это можно?! Но в то же время для взрослой дочери или сына проблемой вообще зачастую становится то, что мама постоянно находится рядом в непосредственной близости, так, словно давит: возникает неприятие к ее прикосновениям, даже случайным, и чем дальше – тем это неприятие выраженнее, все сложнее бывает себя пересилить, и в итоге в кабинете звучит вопрос: "Это ведь не нормально, что ребёнок брезгует присутствием родной матери?"

Здесь обычно приходится начинать с последней фразы. В силу того же воспитания, когда ребенка рожают для выполнения родительских целей и решения родительских проблем, выросшие дети порой не ощущают, что они отдельные люди. Хотя на бессознательном уровне отделение ребенка от матери начинается с того момента, как между ними перерезали пуповину, и окончательно завершается тогда, когда мать начинает брезговать экскрементами своего ребенка: то есть ребенок сам начинает справляться со своей физиологией, присутствия матери при этом не требуется. И некоторая брезгливость в этом плане - как раз норма.

Однако если ощущается, что мама "словно давит" – то, может быть, это и в реальности так? И выросший ребенок с помощью брезгливости как бы утверждает в этом союзе и свою значимость тоже. И негативно реагирует не просто на ее прикосновения, а на вторжение в его личное пространство посредством этих прикосновений. И этот негатив логично усиливается, потому что вторжение в личные границы с каждым годом терпеть все сложнее. Ведь даже у маленького ребенка со временем образуется свое личное пространство, отдельное от матери, а уж взрослый человек и подавно нуждается в этом.

И вообще важно, чтобы в любых отношениях любые близкие физические взаимодействия происходили по обоюдному желанию, согласию и готовности. А если с одной стороны нет готовности к таким близким контактам - слишком, возможно, близким - то эти контакты закономерно будут восприниматься как негативный раздражитель.

В итоге можно сказать, что чувство брезгливости сильно связано с внутренней цензурой и потому может вызывать много неоднозначных ощущений и реакций. Поэтому на вопрос "Как с этим быть" в рамках статьи можно ответить кратко: в первую очередь – выяснять, чем это чувство вызвано. А потом уже анализировать, как можно повлиять на этот источник.