Выученная беспомощность – или выдрессированная беспомощность?

Средневековье. Эшафот. На эшафоте – два потенциальных висельника.
Один говорит другому:
- Мне удалось узнать, что под эшафотом начинается подземный ход, который ведёт за границы города. Давай, я толкну палача, а ты открывай люк и прыгай, я тебя догоню и мы убежим!
Второй:
- Нет, что ты! Не надо ничего делать! А то хуже будет!..



Выученная беспомощность – проблема довольно распространённая, говорят и пишут о ней давно и много, и в частности в разнообразных материалах легко можно найти не только описание и возможные истоки данной проблемы, но и советы "как от этого избавиться".

О советах мы поговорим чуть позже, а пока начнём, как водится с определения.

Согласно ему,  "выученная беспомощность — состояние человека или животного, при котором индивид не предпринимает попыток к улучшению своего положения (не пытается избежать негативных стимулов или получить позитивные), хотя имеет такую возможность. Появляется, как правило, после нескольких неудачных попыток воздействовать на негативные обстоятельства среды (или избежать их) и характеризуется пассивностью, отказом от действия, нежеланием менять враждебную среду или избегать её, даже когда появляется такая возможность. У людей, согласно ряду исследований, сопровождается потерей чувства свободы и контроля, неверием в возможность изменений и в собственные силы, подавленностью, депрессией и даже ускорением наступления смерти".

Феномен выученной беспомощности был открыт американским психологом Мартином Селигманом в 1967 году. То есть по научным меркам – достаточно недавно. Но это касается описания и формулировки явления как такового,  а что касается самого явления – есть предположение, что выученная беспомощность формируется в некоторых социумах довольно давно и передаётся новым поколениям по так называемому деструктивному жизненному сценарию.

По итогам многолетней работы с подобной проблематикой хочется внести некоторое уточнение в название проблемы.  Так как по сути получается, что в формировании выученной беспомощности вообще понятие "учёба, научение", связанное с логикой и познанием, отсутствует как таковое. Это выдрессированная беспомощность: то есть для ее возникновения первое, что нужно сделать - отключить у индивидуума логику, здравый скепсис и аналитическое мышление со всеми исследовательскими вопросами "почему происходит так, а не иначе".

Выдрессированная беспомощность перетаскивает индивида со стороны рубежа Юма "так есть" на сторону "так должно быть", причём "так должно быть потому, что я (начальник, родитель, учитель, дрессировщик) тебе так сказал. А если ты не веришь мне - ты будешь за это наказан".

То есть первое, что необходимо - подмена знаний идеологией, а узнавания - верованием. Беспомощность формируется именно по принципу дрессировки, а значит, нужен дрессируемый – и дрессирующий. Сильный и слабый, руководитель и подчинённый, Начальник и Дурак.

И здесь мы приходим к гипотезе, что проблема выученной беспомощности формируется в социумах с выраженной иерархической структурой  и так называемым иерархическим мышлением. И часто распространяется не только на конкретного ребёнка в конкретной семье, а на целые социумы и государства, если в них преобладает выраженное авторитарное управление. Эта беспомощность передаётся на уровне жизненного сценария детям, внукам и правнукам, и эхо ее слышится даже тогда, когда уже вроде бы и власть в социуме сменилась: это механизм передачи, о котором упоминала Людмила Петрановская, говоря о так называемой "травме поколений".

И если рассматривать выученную беспомощность как явление, проистекающее из иерархического принципа взаимоотношений и иерархического мышления, многое как в ее структуре, так и в работе с ней будет с одной стороны понятнее, а с другой – увы, больнее.

***

Чаще всего формирование выученной беспомощности начинается в детско-родительских отношениях. Как минимум потому, что маленький ребёнок изначально де-факто беспомощен: у него пока нет возможности передвижения, чтобы добыть себе еду, нет зубов, чтобы самому ее пережёвывать, и поэтому для банального выживания ему требуется кто-то более взрослый (или как говорила детский психоаналитик Ф. Дольто – значимый Другой).  Тот, который будет обеспечивать физиологические потребности малыша и таким образом поддерживать его выживание. Маленький ребёнок реально до поры до времени оказывается зависим от этого самого взрослого – значимого Другого: но в ходе своего естественного развития ребёнок каждый день  нуждается в том, чтобы делать очередной маленький шаг к свободе и независимости.

Ведь, как известно, дети растут, и в процессе исследуют мир и обучаются им пользоваться: постепенно, пошагово, с помощью тех самых значимых Других – более взрослых, старших, опытных людей. Еще раз подчеркнём – это естественный ход развития, который примерно года в три приводит к ощущению "я уже многое могу делать сам" и к потребности это делать самому.  Ребёнок переходит к новому этапу развития: в том числе постепенно перестаёт тотально зависеть от значимых взрослых, так как у него уже есть ноги, чтобы передвигаться в направлении еды, руки, чтобы эту еду со стола взять, и зубы, чтобы ее пережевать. В этот возрастной период, кроме всего прочего, ребёнок обычно на довольно значимое время выходит из семейной системы и посещает детские дошкольные учреждения, таким образом обучаясь и социальной самостоятельности.

А в нашей воспитательной структуре  в этом возрасте обычно отслеживается проблематика, которая называется "кризисом трёх лет" и описывается словами "ребёнок перестал слушаться".

И вот теперь – то обещанное, которое многим может сделать больно.

В социуме, функционирующем на основе иерархической структуры и иерархического мышления, базовой обычно является бинарная парадигма взаимоотношений: либо "ты Начальник – я Дурак", либо "я Начальник – ты Дурак".  И если жизнь каким-то образом заставляет пребывать в Дураках, например, в бесправных подчинённых на работе (а справиться с этим человек не видит способа в том числе нередко из-за собственной выученной беспомощности, приобретённой по той же системе в собственном детстве), в одном из вариантов для компенсации чувства униженности человек обзаводится собственным подчинённым – вечным Дураком, чтобы хотя бы по отношению к нему можно было постоянно пребывать Начальником.

Какие тут есть варианты? Распространённых – всего два. Первый – завести домашнее животное, и второй – обзавестись ребёнком.

Как ни парадоксально, первый вариант обычно менее предпочтителен, потому что животное из маленького беспомощного комочка довольно быстро становится взрослой сильной особью и начинает показывать зубы как в переносном, так и в прямом смысле. Нет, конечно, можно с юного возраста забить и задавить его до полного подчинения именно по принципу дрессировки – "посмеешь зарычать на хозяина – тебе будет очень больно", и у иных хозяев получается, пусть и с трудом.

А вот подавить собственного ребёнка, сформировав у него эту самую выдрессированную беспомощность – как ни странно, легче. Во многом потому, что, - см. выше – маленький ребёнок поначалу буквально запрограммирован слушаться значимого Другого в целях собственного выживания. 

И в данных случаях ребёнок рождается – точнее, его рождают – с определённой целью: решать проблемы родителя, компенсировать дискомфорт родителя, и вообще быть вещью, функцией, придатком к родителю. Полезным девайсом, скажем так. И в первую очередь – создавать родителю ощущение, что тот – постоянный Начальник. Ну, раз уж при нём есть вечный Подчинённый.

Но эти родительские иерархические потребности логично входят в противоречие с законом природы "детёныш вырастает и становится самостоятельным". Как это так, – возмущается родитель в глубине души, – этот ребёнок рождён вовсе не для того, чтобы он однажды от меня отделился! Понятное дело, что в подавляющем большинстве случаев это говорится не вслух и через сознание пропускается вряд ли. Но тем сложнее работать с такой ситуацией.

И здесь уже важно, что беспомощность у такого ребёнка – вечного родительского девайса – именно не выученная, а выдрессированная. Ведь если человек обзаводится ребёнком, чтобы ощущать себя Начальником, то если ребёнок "не слушается" (специально ставим это в кавычки) – для родителя это крах всей базовой задачи.

Итак, что делает такой  родитель иногда, если ребёнок перестаёт беспрекословно подчиняться? Или, скажем, по той или иной причине просто не торопится выполнять родительские приказания?
Родитель тут прежде всего испытывает страх.

Это парализующая эмоция, она отключает намертво всю логику и все прогностические механизмы, возникает только одно желание: срочно остановить эту травмирующую ситуацию, срочно сделать так, чтобы ребёнок послушался, срочно нажать на нем какую-то кнопку, чтобы он подчинился, чтобы не узнал, что родителю можно не подчиняться, срочно, срочно! Последствия? А, последствия даже не рассматриваются, ситуация патовая, критическая, экстремальная, нужно непременно получить послушание здесь и сейчас, тревога, тревога! И родитель сообщает в той или иной форме  ребёнку следующий постулат: "если ты не будешь делать так, как я тебе велю, я тебя брошу/отдам цыганам/сдам в детдом/иным способом откажу тебе в своей заботе, и ты без меня умрёшь".

Может быть, безотчётно родитель тоже хочет вызвать у ребёнка страх, чтобы ребёнок больше так не делал – то есть не ослушивался. И безотчётно же родитель может игнорировать угрозу жизни и безопасности ребёнка, потому что в его контаминированном бессознательном возникает другая установка: "Если и по отношению к ребёнку я всю жизнь теперь буду Дураком – это будет невыносимо, поэтому, если такой ребёнок исчезнет, для меня это будет лучше".

Кстати, из этого вытекает одно аналитическое следствие: ребёнок получает информацию вида "Я нужен маме и папе, только пока я хороший и послушный – я такой, как есть, маме-папе не нужен – другим я быть не могу  – мне лучше исчезнуть".  И тут во весь рост встаёт вопрос детских и подростковых суицидов.

И сюда же: когда мамы и папы транслируют детям так или иначе установку "Лучше сдохни, но не опозорь меня перед людьми" (и непослушание – один из вариантов "позора"), в результате к более старшему возрасту у ребёнка в цензуре сталкиваются две установки: "Если я – позор мамы, мне лучше умереть" и "мама плохого не пожелает, она хочет тебе только добра". То есть выходит, что умереть – это добро.

Да, как опять же говорилось выше, маленький ребёнок без опеки взрослых действительно может умереть. Но чем старше он становится, тем менее вероятной оказывается такая перспектива: вот тут как раз и нужна дрессировка. Чтобы ребёнок на уровне бессознательного, на уровне неосознаваемых рефлексов испытывал страх: разгневаешь родителя-Начальника – получишь угрозу жизни.

Таким образом, если у ребёнка в бессознательном закрепляется связка "Если я ослушаюсь старших и/или сделаю что-то неправильно – это повлечёт мою смерть", то впоследствии, даже когда человек становится взрослым, слова "самостоятельность и независимость" вызывают у него тот же страх и выраженное отторжение. Возникает то, что называется проблемами с сепарацией - отделением ребёнка от родителей. И родители получают таких детей в полное распоряжение, даже когда дети вырастают и обзаводятся или не обзаводятся (по воле родителей!) своими семьями. Если обзаводятся - то сценарий чаще всего идёт на очередной виток.

Вообще ситуация "лучше умри, но не ослушайся" в принципе характера для иерархической системы. Именно по той же причине: страшно ослушаться старшего, того, от кого якобы зависит твоя жизнь. Ключевое слово здесь – якобы, но это ощущение создаётся годами, десятилетиями, столетиями упорной дрессировки.

Таким образом, выученная - выдрессированная! – беспомощность хитрым образом основывается на базовом инстинкте самосохранения, и оттого вызывает во взрослом возрасте целый букет психологических защит, едва только встаёт вопрос "а не засомневаться ли в этих установках". Мама-папа так сказали – значит, это истина! С мамиными-папиными словами нельзя спорить, нельзя подвергать их сомнению, иначе – смерть. Точка.

Естественно, постулат "Ты ничего не сможешь один и погибнешь, если будешь что-то делать самостоятельно" подогревается в бессознательном ребёнка  постоянно. Как минимум – с помощью постоянного недовольства и критики со стороны старших. Любое самостоятельное действие ребёнка, любая его инициатива подвергаются осмеянию, его "тыкают носом" в то, что он сделал всё плохо, неправильно, "не так, как надо", что он снова ошибся, снова что-то не рассчитал, что он вообще косорукий, бестолковый, недостаточно хороший, и понятно, что без внешнего руководства – просто пропадёт!..

Отсюда, как уже часто приходилось говорить, берут своё начало обычно такие проблемы, как комплекс отличника, синдром самозванца, перфекционизм, прокрастинация, отсутствие права на ошибку и много других похожих невротических проявлений.

***

Еще одним компонентом выученной беспомощности обычно становится цензурный запрет на способность и готовность думать о себе. Опять же, если ребёнок рождён для обслуживания родительских комплексов и ему с раннего детства "подрезают крылья", чтобы он не улетел в самостоятельную жизнь – в бессознательное и цензуру этого ребёнка с ранних лет загружаются установки так называемого неразумного альтруизма: что-де его основная задача, смысл жизни и призвание – не любить себя, не познавать себя, а всего себя отдавать другим, жить ради других и заботиться о других, в первую очередь – о родителях. Этот цензурный запрет мешает ребёнку удовлетворять одну из базовых, витальных психологических потребностей: в психологической поддержке и безусловной любви. Теоретически самостоятельная личность может пополнять потребности этой самой любви с помощью собственных ресурсов (та самая любовь к себе, о которой тоже приходилось писать), а поглаживаниями со стороны пользоваться осмотрительно (и таким образом, скажем, не попадать в токсичные или иные зависимые отношения). Но человек с выученной беспомощностью и, в частности, с установкой "самому себя любить – великий грех", вынужден пополнять витальную потребность в любви и поддержке только посредством других,  а значит – стремиться всячески угождать им, иногда в ущерб себе, и в ущерб довольно серьёзный: чтобы они его похвалили, погладили, поделились с ним теплом, которого ему самому не хватает. А другие, особенно те, кто у него эту выученную беспомощность создал (осознанно или нет), чаще всего ему говорят: "Мы будем тебе давать любовь, если ты будешь хороший. Но вот ты опять плохой, и опять, и опять! Люби нас больше, угождай нам сильнее, тогда мы, может, тебя и похвалим!" Понятно, что при желании можно придраться к чему угодно, сказать "опять не идеально, не будем тебя хвалить, старайся ещё" – и человек с выученной беспомощностью становится невротиком с оценочной зависимостью, который понимает, что нечто ему базово необходимое находится в чужих руках, но он не в состоянии выполнить все требования, чтобы это получить. Особенно если планка постепенно задирается всё выше и выше и задача в итоге превращается в "пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что".

А самого себя погладить и поддержать человек не может. Там с детства предусмотрительно поставлен цензурный барьер как часть этой самой беспомощности – именно скорее выдрессированной, чем выученной.

Многим нашим клиентам родители, чтобы исключить вероятные вопросы на тему "почему вы попираете моё человеческое достоинство", вообще формируют довольно жестокую установку: "А потому что ты не человек. Право называться человеком нужно заслужить, в том числе – хорошим поведением и жизнью на благо других: вот когда ты заслужишь, чтобы тебя уважали и с тобой считались, вот тогда…" Понятно, что при таком раскладе это светлое будущее в принципе никогда не наступит: в том числе потому, что человек был рождён в качестве вечного подчинённого, по сути – бесправного раба. Именно поэтому у него сразу при рождении отняли все его базовые права, в том числе право называться человеком и личностью, а потом эти права обещали выдавать постепенно, если он станет "хорошо себя вести".

Ещё и поэтому предлагается называть такую беспомощность выдрессированной: потому что личность здесь низводится до домашнего животного.

В последнее время тема выученной беспомощности стала супер-актуальной и супер-критичной. Во многом потому, что постепенно выясняется: большинство людей вне зависимости от статуса поражены этой самой выученной – выдрессированной? – беспомощностью еще с самого детства, и за время взросления она оседает глубоко в бессознательном и там мешает человеку реализовывать своё "Я" – и опять же, есть ли у него это "Я" и право думать о себе "Я" при наличии этой самой беспомощности?
Здесь в первую очередь возникают такие проблемы, как сложность принятия решений и понятие зоны ложного комфорта.

Но еще одна проблема – в том, что при массовом заражении этой самое беспомощностью "странными" и "непонятными" все чаще считаются те, у кого такой беспомощности нет.
Если в иерархическом социуме большинство людей ощущают себя подчинёнными (а при выученной беспомощности так и складывается обычно), то любое ощущение "я хочу" воспринимается на уровне заражённой цензуры как проступок, и таким образом собственное "Я" вместе со всеми его желаниями подчас объявляется крамольным понятием, инициатива становится наказуемой, а проявление инициативы – чреватым последствиями. Беспомощность подкрепляется социально – по принципу "потому что здесь так заведено", "не выделяйся, не высовывайся". Человек в итоге перестаёт задаваться любыми вопросами "а почему тут так заведено и почему не высовываться", точнее – не даёт на это никаких иных ответов, кроме "Потому, и точка".  Наказание за инициативу загоняется внутрь, на уровне той самой цензурной контаминации.

А потом соответственно выкристаллизовывается следующее: если ничего не делаешь – то тебя и не ругают. А кто не хочет "ничего не делать" – также объявляется странным.
А в итоге возникает страх распоряжения своей собственной жизнью. Страх, сопротивление, чувство вины – да что угодно, если это базируется на фундаменте "Тут заведено не так, я все делаю неправильно и буду наказан".

То есть люди, которые испытывают желание распоряжаться собственной жизнью самостоятельно – в социуме начинают считаться странными, нестандартными и ненормальными.

***

Но вернёмся к теме разнообразных советов по избавлению от данной проблематики, каковыми в изобилии наводнены печатные и сетевые источники.

Самыми забавными, уж простите за такое определение, оказываются советы вида "Если вы замечаете у себя симптомы выученной беспомощности, срочно берите свои мысли и энергию под контроль". Иными словами – если вы ощущаете, что в принципе не можете делать нечто, срочно делайте это! В таких случаях обычно говорят: ваши бы слова да богу в уши.

Советы другого плана – "Постарайтесь определить области работы или личной жизни, на которые вы точно можете повлиять" –  тоже, как правило, не срабатывают. Потому что даже если человек формально и может повлиять на что-то – что это изменит в его базовом самоощущении? В этом ощущении он тотально беспомощен, и его действия по контролю промежуточных сфер не влияют на общее убеждение "Это всё у меня получается, пока я при Начальнике, а стоит мне  только выйти самостоятельно в мир – тут я и пропал". Такие люди в промежуточных областях тоже легко поддаются манипуляциям со стороны имеющих возможность ими манипулировать: более того, здесь прекрасно срабатывает подход "мы тебе снова скажем, что только ты  можешь здесь справиться, и ты опять будешь пахать на нас бесплатно без сна и отдыха".

Еще советы – типа "Не обвиняйте себя, ищите сбалансированные внутренние объяснения неудач". Да человек ни в чём себя и не обвиняет, что вы! Это разве обвинение – "ты без старшего ни на что не способен"? Это констатация факта. А внутренние объяснения неудачам – только в том, что этот человек что-то рискнул сделать, не спросив у старших. А если делал так, как сказали старшие – значит, что-то всё равно сделал неправильно.

И так далее, и тому подобное.

Вообще, когда в терапии так или иначе приходится касаться этих цензурных барьеров – "я не человек и не выживу без внешнего управления" – клиенты часто выдают сопротивление, причём весьма ощутимое. Поэтому психотерапия выученной беспомощности – очень сложный и трудный процесс.

В принципе работа с такой проблематикой возможна лишь тогда, когда потенциальный клиент перестаёт получать от своей беспомощности какие-либо преференции, пусть и кажущиеся, и начинает испытывать серьёзный дискомфорт. Когда ему настолько тяжело в  условиях этой дрессировки, что он уже готов переступить через установку "ты без нас умрёшь под забором": да, говорит он себе, пусть я лучше умру под забором без вас, чем быть таким униженным и травмированным рядом с вами! Когда редкие подачки от Начальников, эту беспомощность подогревающих, по факту оказываются очень, очень дороги.

И вот тогда становится нужен психотерапевт, в паре и сотрудничестве с которым клиент сможет из состояния выдрессированной беспомощности выйти.

Для того, чтобы это в принципе осуществить, потенциальному клиенту нужно две вещи. Первая – интеллект. Да, скорее всего многие тут подумали: "Значит, для меня выхода нет, потому что я – тупой, мне мама об этом всю жизнь говорила". Но здесь есть чёткий и достаточно однозначный признак: если человеку в состоянии выученной беспомощности ощутимо дискомфортно – значит, у него достаточно интеллекта, чтобы его не устраивала жизнь вещи, функции, в системе "я не буду ни о чем беспокоиться, всё за меня решат старшие". 

Первая стадия работы с выученной беспомощностью – это обретение клиентом в процессе терапии навыков жизненного самообслуживания, в том числе эмоционального.  Само-исследование, само-узнавание, само-изучение и постижение собственных возможностей. Процесс этот тоже нелёгкий, и для его облегчения мы разработали курс скайп-конференций "Странный Я". Начало работы с подобной проблематикой на дистантном уровне может стать эффективной подготовкой к личной кабинетной работе и сделать её менее болезненной.

И вторая необходимая составляющая для работы с выученной беспомощностью – готовность сомневаться. В том числе аналитически подходить к когда-то сказанным словам значимых Других, препарировать эти слова на предмет обоснованности, логики и здравого смысла. И здесь клиенту важно иметь настоящее личное мужество, чтобы встретиться с некоторыми достаточно ощутимыми фрустрациями: в том числе с тем, что те, кого он на протяжении жизни считал близкими людьми и источником поддержки, в реальности всю жизнь так или иначе его обманывали.

Здесь важно признать, что если сейчас норма – быть запуганным невротиком, то инициатива в управлении своей жизнью и пролагание каких-то собственных жизненных путей – ненормально. Если угодно это так называть.

Затем – быть готовым к тому, что массовый социум понимать вас не будет. Точнее, массового одобрения от него вы не дождётесь. Но при этом вполне возможно организовывать вокруг себя свой комфортный круг общения такого размера, какой необходим. Иметь свою позицию, но не демонстрировать и не навязывать ее никому чуждому вам по взглядам. И, как писал Вольтер – "возделывать свой сад".

И самое важное – как это ни странно – опираться в жизни на ту свою субличность,  которую Эрик Берн называл внутренним Ребёнком. Потому что у этого Ребёнка две важные функции: "Я хочу" и "Я сам". А для упорядочения желаний и превращения их в какие-то путевые программы важно развивать и использовать внутреннего Взрослого – ту самую логику, интеллект, анализ. Тот самый вопрос "почему так". А не заражённую цензуру: по крайней мере, цензуру важно превратить в служебную рутинную функцию, прежде дезактуализировав всю имеющуюся в ней внешнюю контаминацию.

Вообще формирование выученной беспомощности, особенно на протяжении нескольких поколений, является частью так называемого противоестественного отбора и формально может в итоге привести к гибели человечества – когда сформируются целые социумы беспомощных людей, способных только заискивать перед диктаторами. И если говорить именно об учёбе и обучении, то есть о применении собственного интеллекта – то здесь важно постепенно поднимать вопрос об обучении самостоятельности и функционированию человека в социуме именно в качестве полноценной личностной единицы, а не зависимого существа. Потому что личности, обладающие так называемым разумным эгоизмом, способны и о себе подумать, и о других позаботиться. Тогда у человечества может появиться более оптимистический путь развития, в том числе – на основе нового бессознательного.